Чертов город наконец спятил. Сорвался, слетел с катушек, распрощался с доселе болтавшейся на волоске крышей, которая, воспользовавшись случаем, тут же со свистом унеслась куда-то в небеса. И небо прорвало – промозглый ноющий дождь все шел, то стихал, то вновь начинался. И капал, и капал, и капал, и капал, и капал…
Днем и семью часами ранее Харли призналась себе в том, что нестерпимо скучает по работе. По той самой чертовой работе, от которой она так мечтала избавиться. Страшно сказать, но Аркхэм за последний год стал для доктора Квинзел отдушиной – ведь работа это прекрасный повод уйти из квартиры, в которой слишком много соблазнов забиться в угол, накрыться пледом и превратиться в овощ. Доводы о том, что не для того Харлин изнуряла себя тренировками, училась в университете, выбивала для себя место работы в известной психиатрической клинике, чтобы стать обыкновенной неудачницей, уже исчерпали лимит воздействия. И вот – больше у Харли не было работы. Конечно, ведь разве может клиника существовать без пациентов? Никак не может. Да и зачем городу, который превратился в боле боя, какая-то там лечебница? Теперь сумасшедший дом расширил свою площадь до масштабов целого Готэма.
***
Было невыносимо просто сидеть в четырех стенах, запершись на все замки и щеколды, и ждать, что однажды очередь дойдет и до этой квартиры. Какой-нибудь шальной психопат (террорист? бандит? грабитель? он будет один или парочка? или целый отряд психопатов?..) явится прямиком к двери, выбьет ее молотком (топором? кувалдой? бензопилой?..) и что тогда? Бесполезно звонить в полицию, звать на помощь соседей, часть из которых пропала, а другая часть трясется за свои жизни за железными дверьми. Всем им нет дела до малышки Харли.
Возможно, именно из-за этого время от времени блондинка высовывала нос на улицу. Безумие? Конечно, безумие. Эта зараза и ее достала. Город заразил. Определенно.
Она не уходила далеко от дома, прекрасно осознавая, в какой части Готэма живет, но и не пряталась в подъезде, поджав хвост. Пожалуй, теперь район стал даже интереснее, чем прежде. Все трусы, слабаки и прочие сопляки либо уже успели стать легкой добычей для сорвавшихся с цепи бандитов, либо затаились и боялись сделать лишний вдох. Без этого сброда на улицах стало легче дышать.
***
Отчего-то и правда стало свободнее.
Во время одной из таких коротких прогулок вчерашним днем Харли опрокинула мусорную урну. Совершенно случайно, без всякой задней мысли. Хуже того, женщина растянулась на асфальте в нескольких дюймах от отвратительно воняющей кучи помоев, порвала новые колготки и испачкала юбку и пальто. Рефлекторно Квинзел начала оглядываться вокруг, как только села, но не обнаружила никого, кто мог бы смотреть на нее с осуждением. Лишь на противоположной стороне дороги один из местных бомжей, задремавший на автобусной остановке, оглянулся на звук, высунув голову из-под растребушенной газеты недельной давности. В другой день парочка прохожих наверняка зашепталась бы о том, что не гоже мусорить на центральных тротуарах, ковыляющая мимо старушка с клюкой задрала бы двойной морщинистый подбородок и хмыкнула, взирая на бедняжку Харли с высоты своих пяти футов роста, а офисный клерк в деловом костюме, протянувший для приличия попавшей в беду женщине руку помощи, точно подумал бы о том, какая она неуклюжая неудачница. Теперь все было иначе. Квинзел поднялась на ноги, отряхнула одежду, не придав особого значения пятнам и зацепам, бегло осмотрела ссадину на колене, а затем развернулась на сто восемьдесят градусов и со всей силы врезала ногой по чертовой жестянке, которая оказалась не в то время не в том месте. Полупустой мусорный бак шумно загрохотал по тротуару, подпрыгивая и расшвыривая по всюду остатки помоев, а Харли уперла в бока руки и с победоносной улыбкой торжествовала, глядя ему вслед. Впрочем, торжество ее было прервано парой секунд позже, когда бак ударился о стеклянную витрину магазина, разбудив громогласную сигнализацию. Заткнув ладонями уши, Квинзел спешно ретировалась обратно в квартиру, где уселась у окна и принялась смотреть, что же произойдет дальше. Вот уже много лет со времен детских и подростковых шалостей она не ощущала такого прилива адреналина. И никто не пришел и не вычислил хулиганку. Не приехала полиция, не прибежал взволнованный владелец. Вместо этого ближе к ночи группа вооруженных бейсбольными битами и обрезками арматуры мужчин пробила витрину и заткнула вопящую сигнализацию навсегда. Лишь после этого Харли заставила себя отойти от окна, застирать пальто и юбку, принять душ и отправиться спать.
Это была чистая победа.
***
Утром 21 сентября Харлин Квинзел стояла напротив превратившейся в груду стекла витрины и с интересом смотрела внутрь. Прошло несколько минут, прежде чем любопытство взяло верх, и женщина, осторожно ступая по хрустящей стеклянной крошке, прошла в помещение мимо все еще валяющегося рядом мусорного бачка. Магазин женской одежды явно пришелся небольшой банде не по вкусу – несколько манекенов и витрин было разбито, стены были исписаны разнородной нецензурной бранью и символами, которые Харли не узнала. В углу валялась касса, из которой был выбит денежный ящик, лежавший неподалеку. Квинзел не думала, что перед закрытием владелец не забрал с собой всю выручку, так что, скорее всего, бандиты ушли ни с чем. Харли прошла мимо оставшихся целыми манекенов, на которых красовались такие восхитительные вещи, о которых блондинка с ее зарплатой скромного рядового психиатра могла лишь мечтать. Невольно она затаила дыхание, восхищенная всем этим брошенным великолепием. «О, этот магазин наверняка был единственным приличным местом в целом районе… Не бутик с вещами от именитых кутюрье, конечно, но… но…»
Квинзел прикоснулась кончиками пальцев к ткани миленького алого коктейльного платья и потеряла голову.
***
«Оно было слишком хорошим! Преступно красивым!» - оправдывался внутренний голос, пока через четверть часа Харли крутилась возле большого зеркала в своей квартире, оценивая обновку: «Кому нужны роскошные платья, когда в городе война идет? Правильно, никому! Я просто немножечко поношу его… а когда все стихнет – отправлю посылкой без обратного адреса владельцу магазина… Я постираю его и поглажу… может даже сдам в химчистку! И верну, точно верну.. никто ничего и не заметит! Я даже этикетки снимать не буду!»
За спиной женщины на кровати были аккуратно уложены еще три платья, несколько блузок, строгая темная юбка и пестрый винтажный шарф.
«Ну, может быть одной посылкой дело и не обойдется…»
***
Очередная прогулка пришлась на послеобеденное время. На темной лестничной площадке Харли встретилась с соседкой, которая тут же распрощалась с ней и скрылась за дверью своей квартиры. Защелкали замки. Квинзел одарила дверь взглядом, не выражающим ничего кроме неприязни.
«И как я могла болтать с ней через балкон? Такая пустышка…»
На изящной фигурке блондинки красовалось удачно подчеркнутое черным цветом пальто позаимствованное утром из магазина алое платье, которое оказалось гораздо более миленьким, нежели на манекене. Облачившись в потрясающий дорогой наряд, Харли чувствовала себя обновленной. По крайней мере, часть ее душевных ран начала стремительно затягиваться после неожиданного приобретения. Даже если все восхищенные взгляды, которые она получит, будут принадлежать бомжам, перепуганным соседям, не отлипающим от дверных глазков, и бродячим кошкам да собакам, - этого будет достаточно. Она – самая яркая, самая эффектная, самая прекрасная во всем Бауэри! Даже в мирное время в этой богом забытой дыре не нашлось бы достойного ценителя ее красоты!
Покинув затхлый дурно пахнущий подъезд, Харлин остановилась, сделав вдох полной грудью, а после улыбнулась собственным внезапно посветлевшим мыслям, раскрыла зонт и спустилась с нескольких ступеней крыльца. Уверенной походкой женщина направилась вокруг дома, чтобы дворами выйти на главную улицу.
Мир стал чуть менее серым.
***
Когда чья-то невероятно сильная рука дернула Харли за волосы назад, заставив запрокинуть голову и выгнуться едва ли не пополам, блондинка мысленно чертыхнулась, разинув рот от удивления. Она еще не успела выйти к главной дороге, вот незадача. Зонт упал на асфальт и покатился, гонимый ветром. На лоб упали капли дождя. «О чем ты думала, надевая это дорогущее платье и выходя на улицу, полную отморозков?!..» - вопрошал внутренний голос, пока Квинзел щурилась от боли, скрипя зубами.
- У меня ничего нет! – пискнула блондинка, понимая, как глупо слышать грабителю подобное от шикарно разодетой жертвы.
- О… это не важно… Ты… Помнишь меня, детка? А? Держу пари, помнишь! – зазвучал откуда-то сверху хриплый низкий голос, принадлежавший крупному мужчине. – Какая встреча…
«Вот как... Значит ему не деньги нужны вовсе...»
- Еще чего! – яростно прошипела в ответ Харли. Боль немного стихла, позволив женщине взять себя в руки. Она попыталась было извернуться, чтобы заехать локтем под дых нападающему, которого она совершенно не помнила, но пальто и платье чересчур стесняли движение. Завидев, что жертва пытается трепыхаться, незнакомец сцапал свободной лапищей запястья Квинзел и прижал их к спине.
- Вижу, ты ждала меня, а, куколка? Готовила себя для меня? – не унимался нападающий. Рот его искривился в улыбке. Он был гораздо выше Харли, в разы сильнее, а еще у него было преимущество – эффект неожиданности. За минувшие дни Квинзел успела поверить в собственную неуязвимость и безнаказанность. Лицо мужчины покрывали рытвины не то от угрей, не то от чего похуже, а возле уха набухли две гноящиеся язвы. На нем была не застегнутая потертая куртка, явно парой размеров меньше нужного, и форма пациента Аркхэма, грязная и порванная в нескольких местах. – Я ведь обещал, что найду тебя, как только выйду на свободу, помнишь? Твоя птичка-подружка напела мне на ушко, где тебя искать, золотце, она так сладко пела, так сладко… но я свернул ей шею, потому что у меня заболела голова. Хватит щебетать, куколка… сейчас, милая, сейчас… - «Броди», - прочла Квинзел на небольшой бирке-нашивке на рубашке. Явно из тех мерзавцев, что в один голос вопили непристойности в адрес любой представительницы прекрасного пола, проходившей мимо их камер. «Подружкой» могла стать любая сотрудница клиники, от уборщицы до кого-то из докторов...
Сильные руки развернули ее без особого труда и прижали к грязной и мокрой стене жилого дома, хотя блондинка предпочла бы не оказываться лицом к лицу с этим уродом. Одна из лапищ Броди отпустила волосы, рассыпавшиеся по плечам, но тут же бесцеремонно легла жертве на грудь. Харли ощутила, как кисло-сладкий комок полупереваренной пищи, перемешанной с желудочным соком, подступил к горлу, но не поняла, затошнило ее от дезориентации или от омерзения.
- Сладкая… такая сладкая… ты ведь споешь для меня, а, пташка? У тебя такой тонкий голосок…
- Черта с два! - огрызнулась Харлин, начав брыкаться с новой силой. Похоже, что сбежавшего из Аркхэма психопата Броди эти слова, как и искривившееся от неприязни лицо пленницы, лишь раззадорили. От него разило потом и чем-то гнилым. – Пусти! Пусти меня немедленно!.. Мразь! Подонок! Чертов психопат!..
- Пой, птичка, пой… Может, я позволю тебе петь дня меня еще несколько дней…Ты напоешь мне о том, где живут другие твои подружки, я навещу их всех, обязательно... а потом я убью тебя, пташка, чтобы больше никто не услышал твое пение, больше никто… твой голосок только для меня… только для меня…
Из уголка рта мужчины потекла тонкая струйка слюны, когда он рванул на себя лиф платья. Ткань затрещала, в спину врезалась молния.
«Похоже, вернуть платье уже не получится…»
Харли зажмурилась, приготовившись к неизбежному.