Стоя на балконе снимаемой однокомнатной квартиры напротив детского приюта, Джонатан думал. Восемь потерянных лет жизни – катастрофа, непоправимая ошибка. Семь лет он был узником, заключенным в аркхэмской клинике, семь лет его пичкали различными нейролептиками – персональные путы. И год, который он вынужден был потратить на уничтожение тех установок, которые вдалбливали в его мозг с самого первого дня пребывания в психбольнице. Потерянного времени было жалко. Просто по-человечески жалко. Работа в детском приюте была интересна, но не приносила былого удовлетворения. Ему было интересно вновь плести из чувств – пусть и детских – собственную паутину. Впрочем, еще действующие установки на тот момент не позволяли в собственных целях дергать за ниточки. Было занятно окунуться в детскую непосредственность, подростковые проблемы, ощутить их безнадежное отчаяние и отчаянную надежду. И все же, это всего лишь дети, чьи чувства открыты, словно на ладони, чья психика настолько ранима, что казалось, коснешься – разлетится на мириады осколков.
   Брошенная на кровати потрепанная маска навевала воспоминания восьмилетней давности. Все шло своим чередом, все имело смысл и законченность. Цепочка из событий, которую так скрупулезно выстраивал Крэйн, должна была завершиться. Увы. Появился Бэтман, позволивший себе сунуть нос в чужие дела. По желудку прокатилась волна ненависти. Мысли о враге в смешном костюме и маске были сродни хронической изжоге. Крэйн с удовольствием бы оставил свою неудачу в прошлом. Не стоит зацикливаться на камнях, о которых в силу тех или иных обстоятельств пришлось споткнуться. Но прошлое не отпускало Джонатана. Возможно, не повстречайся ему на днях верный пес Бэтмана – комиссар Гордон – Крэйн бы продолжал беззаветно исполнять роль жилетки для сироток. Возможно. Но его ярость разбужена, жажда мести прочно обосновалась в его сознании, не желая уступать и полпяди.
   Двери приюта отворились, оттуда вышли Майк и Крис, воровато оглянулись. Крэйн знал, куда они направляются. Знал и ни разу с ними не говорил на эту тему напрямую. Это их выбор, их решение. Между собой они перешептывались, что им выпал шанс выбраться из нищенской ямы, заработать и удрать. Зачастую они возвращались уже к утру, смертельно бледные, напуганные. Несколько часов наедине с собственными мыслями в туалете в такое утро кардинально меняли подростка. Разительные перемены. Заходил еще ребенком, выходил еще не мужчиной, но в разы повзрослевшим. Крэйн знал, какую работу им поручали. И ничего не предпринимал. Это жизнь. Это естественный отбор.
   Но утраченного времени не вернуть. Джонатан вернулся в комнату, застыл, вперив взгляд в маску. Верная спутница, никогда не предаст, всегда поддержит и выручит. В ответ маска ему одобрительно улыбнулась. Значит, все верно. Значит, он на правильном пути. Приняв решение однажды, ему не свернуть, какими бы камнями его не закидывали, какой бы силой не сбивали с выбранной тропы.
   Нацепив помятую черную футболку с рисунком сердца, как ни странно, в анатомических подробностях и кроссовки, Крэйн скривился. Ему доставляло удовольствие носить строгие костюмы и вычищенные до блеска черные туфли. Но все, что имелось в его распоряжении – пара футболок, растянутый свитер, рваные джинсы и кроссовки. Вскоре все должно измениться, вернуться на круги своя.
   Покинув набившую оскомину унылую квартиру, Джонатан перебежал дорогу и, не доходя до дверей приюта, свернул в ту сторону, в которую направились подростки. В его планах не была слежка. Он преследовал иные цели. Свернув в один из темных тупиков, Крэйн незамедлительно сдвинул люк и, нашарив ногой лестничную металлическую ступеньку, скрылся в лабиринтах готэмской канализации. Когда-то он неплохо изучил ее структуру и строение. Но за восемь лет могло многое измениться.
   Далеко пройти ему не удалось. Выступившие из темноты мощные парни перегородили дальнейший путь. Джонатан оглянулся – еще пара таких же. В ловушке.

Крэйн даже пискнуть не успел, как был сбит с ног. Все происходило в считанные мгновения. Четко, слаженно, профессионально. Захватили, стиснули, обездвижили. Не оставив ни единого шанса к сопротивлению, заломили руки за спину, неаккуратно опустили на мокрый вонючий пол, тыкая оружием в спину. Джонатан замер, не позволяя себе лишних движений, которые могли спровоцировать агрессию. Преждевременная кончина не ходила в его планы.
   Голова болела. Крэйн воспринимал боль – как долгожданную встречу со старым другом. Боль – отличный показатель того, что жив. В психбольнице он был лишен и этой привилегии. К сожалению.
   Джонатан пытался концентрироваться на словах, доносящихся до него сквозь пыльный мешок, натянутый на голову. Жизненная ирония. Когда-то он надевал практически идентичный мешок на голову с прорезью для рта, чтобы вытаскивать наружу самые тайные страхи, выворачивать наружу фобии и опасения. Сейчас точно такой же мешок на голове, но уже с другой целью. С целью испугать Джонатана. Испугать того, кто знает больше, чем кто бы то ни было о страхе. Нет, он не испытывал страха, его дыхание было спокойным и ровным, его сердцебиение было немногим выше обычного, но лишь из-за выделяющегося адреналина. В отличие от тех, кто сейчас имел преимущество над ними. Они заметно нервничали. И эта нервозность могла бы быть полезной ему. Оставалось уповать на наличие хотя бы зачатков разума у смеющихся над ним мощных цепных псов.
   Крэйн мысленно усмехнулся. Кажется, общепринято, что за несколько мгновений до смерти должна пронестись его жизнь, как на кинопленке? Ничего похожего. Он оставался в рассудке, погруженный в темноту, способный слышать и анализировать. До его слуха доносились споры о том, как лучше от него избавиться.
   Если командир узнает… Джонатан зацепился за эту фразу, пока мысленно. Командир, которого они боятся. И, судя по всему, своевольничают. Жаль, что баллончик с газом страха давно уничтожен. Распылить бы, да развернуться. Выложили бы гнусные вещи не только о командире, но и о собственной матери. Да, действительно, жаль. Но всерьез задумываться о создании подобной ценной вещицы было не время, да и не место. Все же в этой своре нашелся тот, у кого с извилинами все в порядке.
   Следующие несколько минут Джонатан провел в полете. Все было бы ничего, если бы не стальной захват рук выше локтя, от которого непременно останутся синяки, и волочение ног по мокрому каменному полу. Не то, чтобы ему было жалко кроссовок, но вот простуду он никак бы не хотел схватить. Вода, между тем, уже наполнила обувь, между прочим, ледяная вода, от которой уже сводит ступни.
   Полет внезапно оборвался. Упав на колени, Джонатан сгорбился в скорбной позе, он ждал. Порядком раздражающий мешок с него содрали. Сделать полноценный глоток воздуха получилось.
   - Уваж…
   А договорить – нет. Вскрикнув скорее от удивления за предпринятое незнакомцами действо, нежели от внезапности, Крэйн по инерции послушно покатился по ступенькам. Благо их было всего-то три. Но каких! Расцарапанная щека и пара ушибов гарантированы. Упав в лужу отстойной воды, Крэйн несколько мгновений извивался в тщетных попытках развернуться лицом к обидчикам. Бросив эту затею, Джонатан зло информировал:
   - Никакого почтения к тому, кто может быть полезен. Не силой пушечного мяса, - выплюнул, - но умом, - язвительно закончил.

Полетевшие колкие насмешки были ожидаемыми. Джонатан их почти не слушал, с интересом разглядывая помещение, в котором он волей-неволей оказался. Мрачное, навевающее мысли о суициде и насилии. Нельзя найти более антуражного места. Крэйн с наслаждением представил, как он приходит сюда со своей жертвой. Надо заметить, жертва идет сама, по собственной воле. Как они начинают легкий, беспечный, ничего не значащий разговор. Жертва одурманена его сладкими речами и наполнена восторгом. Вот он поворачивается спиной, но лишь затем, чтобы надеть маску и резко разворачивается, распыляя газ страха. В сознании жертвы всплывает не только образ обтекаемого существа, но и место, в котором по-настоящему жутко. Ад.
   Наследный принц? Джонатан вскинул голову, задирая нос вверх, сдерживая себя от показательного недовольства. Нет, не принц, но и не шавка, с которой можно вот так обращаться. Скрепя зубами и сжимая до побеления губы, Крэйн проглатывал язвительные реплики, ожидая подходящего момента. Он непременно настанет.
   Джонатан не торопился с ответом. В повисшем молчаливом напряжении он даже чувствовал себя комфортно. Смотрел на раздувающиеся ноздри одного из боевиков, которому приходилось стоять позади вожака и мириться с его мнением. Ощущал, как мерзкая холодная влага уже обосновалась в ткани джинсов, перекинулась на футболку, холодя кожу. Отмечал, как заломило руки от непривычной позы. Не самое лучшее положение для проведения деловых переговоров, но за неимением лучшего…
   Крэйн отрицательно покачал головой.
   - Нет и нет, - категорично. – Меня не интересует ни смерть – моя, - уточнил на всякий случай, уж слишком недобрыми были взгляды тех, кто смотрел из-за плеча своего лидера, - ни наркотики, ни нелегальная продажа оружия. Ни, представьте себе, черный рынок человеческих органов, - усмехнулся, ситуация позволяла. – Не для этого я здесь.
   Прищурился, обдумывая свои следующие слова. Игра, которую он намерен затеять, опасна. И правила игры, к сожалению, будут обращены против него. Но игра стоит свеч, если, конечно, некоторым хватит ума не сбить дрожащий огонек метким выстрелом.
   - Ни, конечно же, душа того парня, чья грязная истоптанная кепка с надписью «готэмский детский приют» валяется вот в том углу, - показал подбородком. – Где же еще две? Унесло течением? – прищурился, ожидая ответа, наблюдая.
   На прошлой неделе двоим парням исполнилось по восемнадцать лет. Теперь они совершеннолетние, теперь у них нет права находиться в приюте. Все, кто уходил своей дорогой, старались поддерживать связь с друзьями, иногда – воспитателями. С момента как они ушли, связь была утрачена. Много шепотков тогда прошло через уши Джонатана. А вначале этой неделе пропал еще один паренек. Просто ушел вслед за теми двумя, полагая, что они смогли вырваться из ямы, смогли возвыситься и решили просто-напросто забыть ту отвратную жизнь, в которой выросли. Увы. Кепка, сиротливо лежащая в углу, красноречиво указывала, что мальчишка не вернется. Никогда.

Внимательность и острый язык были его даром. Или проклятьем. Из глубин души поднимался протест, хотелось язвить в ответ. Безнаказанным хамское поведение оставаться не должно было. Но как бы сильно ни было желание ответить тем же, Джонатан знал, что это проигрышный путь. Им слишком нравится чувствовать себя выше, доставлять боль собственными руками. Это прекрасно ощущение, когда под ладонями сминается, хрустит и рушиться чужая плоть. Отчасти Крэйн их понимал.
   Щека взорвалась болью, голова ушла в сторону, тело за ней. Вновь упав на влажный бетон, Джонатан коротко выдохнул, переводя дух. Все правильно. Своей дерзостью он увлек их в игру, теперь их черед делать ход. Сделали. Не утруждая себя какими бы то ни было раздумьями. Анализ не их конек. Вот только соблюдать неписанные, но коллективно инструкции никто из них не желал, предпочитая играть роль вершителей судеб. Словно стая сытых шакалов вокруг не слишком аппетитного падальщика. Стадное бессознательное, чтоб его.
   Крэйн усмехнулся, смотря открыто в глаза того, кто бил:
   - Разве можно напугать того, кто и есть воплощение страха?
   Нет, Джонатан не лукавил и не преувеличивал. Все его прозвища были даны не за глаза. Да и вряд ли против серой посредственности вышел бы сам Бэтман, более того, проиграв изначально. Нет, это не лукавство, это суровая правда жизни. Другое дело, с собой не имеется хотя бы чего-нибудь из того арсенала, что был при Крэйне до восьмилетнего недоразумения - попадания в психушку. Впрочем, он не считал, что это упущением.
   Щека болела, нижняя губа рассечена, кровь теплой струйкой текла по подбородку. Мерзкое ощущение, стереть бы. Цепные псы действуют неаккуратно, оставляя после себя много крови. Но не время вспоминать собственные темные делишки.
   Голеностопному суставу повезло меньше. Похоже, обычной эластичной повязкой не обойтись. Джонатан с ужасом представил, что уже завтра его нога отечет до неприлично огромных размеров. В груди клокотала ненависть.
Как котенка подвесили в воздухе. Джонатан прикусил изнутри щеку, пытаясь сдержать невольный вскрик. Нельзя показывать слабость, недопустимо. В глазах разлились чернильные пятна, поверх них рассыпались желтые звезды. Псы прекрасно поспособствовали адаптации к окружающей подземной среде и своему недружелюбному обществу. Мотивация к подобному поведению, в общем-то, ясна. Оставалось только выторговать встречу с «начальником», ибо тот, кто выше, априори умнее.
   Немного приподняв голову и тряхнув ею, убирая с глаз влажные липкие локоны, мужчина подул, туша огонек сигареты незнакомца.
   - Третий вариант меня более чем устраивает, - широко улыбнулся, являя миру желтые зубы, покрытые кровавыми разводами.

Не впервой ему быть битым. Но никогда – жертвой. Безусловно, ему не нравилось то положение, которое его волей-неволей обеспечили. Крэйн не желал прогибаться под чьими бы то ни было правилами. Слишком долго он плясал под чужую дудку, слишком большой отрезок жизни отняли. И теперь Джонатан был намерен вернуть все утраченное. Не просто вернуть, а с процентами. Равновесие в мире должно быть восстановлено. Готэм-сити в агонии, мозги его жителей разлагаются.
   Выбора не было.
   Мнение цепных псов разом изменилось. Джонатан записал в свой арсенал еще одну победу, крохотную, почти ничего не значащую, но победу. И мокрая маска уже не раздражала, он ее обязательно утащит с собой, как трофей, когда все прекратится. А в том, что этот фарс прекратиться, Крэйн не сомневался ни секунды. Уж очень непостоянны в своих решениях боевики. Они из тех, кому имеющиеся извилины усложняют жизнь, мешают жить, зачастую приводят к неверным поступкам. Для них должна существовать лишь одна система: есть приказ – выполнить. Звено «подумать» излишне. Проблемы ведь не нужны ни Джонатану, ни самим боевикам, не так ли?
   Джонатан постарался максимально расслабиться и не допускать сильного волочения раненой ноги по каменному покрытию. Неизвестно, через какие дебри его тащат, неизвестно, какие могут встретиться на его пути препятствия, а тревожить голеностоп было бы крайне непредусмотрительно. Конечно, выглядит он не представительно, но вся ответственность на непокорных псах. Да и для заключения плодотворного сотрудничества главное ведь содержание, а не красочная обертка. Впрочем, за последние восемь лет на его лице впервые появились краски. Кровавые. Опять же, благодаря стараниям некоторых.
   По максимальному абстрагировавшись от ноющей щеки и вопящей от боли ноги, Крэйн уже подумывал немного вздремнуть, как движение остановилось. Чувствовалось мучительное напряжение. Джонатан с нетерпением ждал, когда с него снимут маску. Кто подвергает боевых собак дрожать от страха? Кто имеет над ними неограниченную власть?
   Крэйн в восхищении выдохнул, скользя взглядом по устрашающей маске и внушительным бицепсам человека, представшего перед ним. Препарирующий взгляд его заставлял чувствовать себя мухой, распростертой под оком микроскопа. Ярчайшее воплощение Ада. Или Тьмы. Джонатан шумно сглотнул. Стоящему перед ним человеку хватит лишь слегка сжать кулак, чтобы сдавить и переломить его – Крэйна – горло. Пути отступления обдумывать было поздно.
   Голос, раздавшийся под сводами готэмского коллектора, вызвал дрожь. А слова – искреннее удивление. Дружелюбный – насколько его можно назвать дружелюбным – тон незнакомца позволял включить анализ ситуации. То, что этот человек знает кто такой Джонатан Крэйн, несколько обескураживало. Прошлую – до попадания в психбольницу – жизнь он отмел сразу. Если бы они имели случайность пересечься, Джонатан его непременно бы запомнил. Все, что было после, он помнит смутно. Однако сомнительно, что достопочтенный мужчина мог проходить курс психотерапии в лечебнице для душевнобольных. Джонатан мысленно отругал себя за столь крамольные мысли. Мужчине потребовались года, чтобы нарастить внушительную мышечную массу. Находясь в Аркхэме, он бы выглядел, быть может, нескольким лучше, нежели Крэйн, но вряд ли настолько.
   Джонатан позволил себе расслабиться и, не скрывая вздоха облегчения, опуститься на предложенный стул. Руки были все еще завязаны за спиной, но, в общем-то, неудобства не вызывали. Разве что нестерпимо хотелось стереть с лица кровь.
   - Встреча, действительно, фееричная, - с той же иронией, наконец, отозвался Крэйн, с интересом разглядывая помещение, в которое его приволокли. – Фальшь здесь, насколько я понимаю, не пройдет. Говорю без лукавства - подземный Готэм впечатляет. Но хотелось бы понять, перед кем имею честь предстать.

Крэйн позволил себе расслабиться настолько, что вольготно развалился на стуле, широко расставив ноги. Не смущало и то, что незнакомец находился в выигрышном положении, был лидером ситуации. Но разговор проходил на равных, и это более чем устраивало Джонатана. Адаптировался и принял сторону ведомого. Зачастую выигрышную позицию получает не тот, кто получает свое силой, а тот, кто упорнее. Но победа неоспорима, если эти две силы взаимодействуют. Взаимодействуют на равных. Крэйн чувствовал, что если ему удастся наладить контакт с этим человеком, все его мечты, желания и стремления вмиг обретут форму. Реальную форму.
   Да, разумеется, меры предосторожности. В общем и целом, Крэйн не держал зла на цепных псов. Каждый призван вносить свою лепту по мере своих возможностей. Не думать и исполнять приказы – предел возможностей тех, кто не способен к лидерству. Свобода – тот луч, что сбивает многих с путей истинных. Свобода выбора – хаос, разжигаемый высотными желаниями. Восемь лет назад он под руководством Лиги Теней сделали выбор за Готэм сами. В тот раз возникло некое непредвиденное препятствие в лице самолично названного спасителя города – Готэма. Что ж, в следующий раз Крэйн не позволит себе ошибки. Ни единой.
   И если настроение этого человека будет способствовать стремлениям Крэйна…
   - Я понимаю, - отозвался Джонатана. – И принимаю Ваши извинения.
   Да, извинения льстили, скрывать нечего. В действительности, ему нравилось находиться здесь. Находиться так. Атмосферность ситуации делали и унылые серые стены, и шумящая где-то поблизости вода, и редкий писк компьютеров, и тяжелый взгляд… Бэйна.
   Что ж, прямолинейность и деловитость Бэйна подкупала. Никаких лишних движений, пустых слов, путанных фраз. Прямой переход к делу располагал к откровенности. Джонатан счел, что можно и нужно выложить все сразу. Сейчас. Ничего не утаивая. И пока он прикидывал степень своей откровенности, Бэйн произнес шокирующую в своей информативности фразу.
   - Приятно, - непринужденно. - Мои благодарности.
   Ра'с аль Гул. Лига Теней. Тотальная зачистка саморазрушившегося Готэма. Потоком нахлынули воспоминания восьмилетней давности. Словно через тщательно возведенный барьер. Словно долго сдерживаемый, заблокированный, но вырвавшийся в свободное течение. Крэйн невольно зашипел. Сладкие воспоминания, от которых бросает в дрожь. Воспоминания, которые вызывают возбуждение и вдохновение. Захотелось вернуть прошлое. Нет, не так. Решительно захотелось воспроизвести прошлые задумки в новой интерпретации. Крэйн улыбнулся.
   - В зависимости от Ваших потребностей, мистер Бэйн. Лига Таней жаждала корчащийся в предсмертной агонии Готэм, - он замолк, внимательно вглядываясь в глаза мужчины. – Да, дела остались. Дело одно. Бесспорно, неоконченное. Я неприступно много времени утерял. Все мои прошлые начинания давно уничтожены. Но, согласитесь, нельзя построить новое, не разрушив старое. Так-то я даже несколько рад.
   На некоторое время умолк.
   - Человеческое тело хрупко, психика в руках знающего уязвима. Оголена. Как нерв. Готэм саморазрушен, это неоспоримо. Однако сопротивление имеет место быть. Точечно. Но и этого хватает, чтобы оставаться Готэму на плаву. Что я могу предложить? – повторил вопрос. – На блюдечке с белой каемочкой, конечно, в переносном смысле, людей с подавленной волей. Послушные скоты, плетущиеся по указаниям. Агрессивное стадо, нападающее на ближнего. Психи… психические атаки… массовые галлюцинации. Какой путь изберете вы, мистер Бэйн?

Это был тоже своего рода эксперимент. Проба взаимодействия с человеком иного уровня. Крэйн мысленно составил психологическую карту Бэйна: принципиальный и жесткий, прямолинейный в своих порывах и беспристрастный, уравновешенный и постоянный, невозмутимый и бесцеремонный. Идеолог. Предан собственным целям, верен ценностям. Природный альтруист в рамках тех убеждений, что несет в люди. Если провести параллель с Лигой Теней, цели и задачи становятся предельно ясны. Такой человек, как Бэйн, какие бы ему не встретились преграды, никогда не остановится. Тонко мыслит, но его методы, должно быть, размашисты и небрежны. Мыслит по принципу: жизнь диктует свои правила, хочешь выжить – сломай систему, установи собственные правила. Сомнительно, что прогнется даже под малейшее изменение привычного режима.
   Спрогнозировать реакцию и действия такого человека крайне сложно. Крэйн не слышал фальши в словах Бэйна, но это не дал бы гарантии, что после игры, Бэйн не выкинет его сломанной игрушкой. Возможно, Крэйну необходимо подумать о подстраховке и спланировать вероятные пути ухода.
   Крэйн не сдержался и кашлянул, едва заметно поведя плечом, по которому Бэйн в общем-то дружески похлопал. В его руках чувствовалась не просто сила. Мощь. Лидерство. Власть. Любой разумный человек счел бы рациональным – не связываться с ним. Но Джонатан недавно вышел из Аркхэма. В нем люди меняются. Меняются навсегда. Джонатан чувствовал себя повзрослевшим. Прежние игрушки казались примитивными и неинтересными. Бэйн мог предложить другие игрушки. Крэйн уже готов с головой окунуться в еще не объявленную игру. Чутье подсказывало, что эта игра затребует не только смекалку, твердости и способности приспосабливаться, но и умения балансировать на острие лезвия.
   Крэйн ухмыльнулся.
   - Безволие, взращенное искусственными методами, не даст должного морального удовлетворения. Но плодородие подразумевает подготовку сдобренной почвы и, следовательно, это дело номер один для зачинателя. Действительно, разжечь панику легко. Принцип расписан в каждом втором пособии по психологии массовых коммуникаций. Достаточно одного человека, выкрикнувшего что-то среди активно неудовлетворенной толпы, разбитое стекло машины или витрины. Это цепная реакция. Впрочем, банального информационного дефицита тоже хватит, чтобы вызвать паническую неопределенность, - Крэйн облизнул вмиг высохшие губы. Накопленные знания – это тот багаж, что он будет нести с собой всегда. Информация – тот ресурс, ради обладания которым объявляли войну и топили под собственными желаниями миллионы людей.
   - Пожалуй, да. О безволии я знаю если не все, то многое. Безволие, вызванное химией, эффектно, но недолговечно. Доказательством которого – я, сидящий перед вами, Бэйн, спокойно обсуждающий, грубо говоря, основы связей с общественностью. Ломать… Безволие, вызванное душевными страданиями, эффективно. Но трудоемко.
   Джонатан пожал плечами.
   - Глобально. Отнимите привычную свободу, киньте обглоданную кость надежды и подсчитывайте разорванные глотки на первых порах.

Джонатану импонировала та серьезная непринужденность, с которой держался Бэйн. Цель этого человека, связанного с Лигой Теней, была понятна Крэйну. Но мотивы – нет. И мужчина знал, что не стоит и пытаться пробовать их узнать. Подобное любопытство нужно пресекать в зачаточном состоянии. Не потому, что вдруг стало жалко свой длинный нос на фоне разбитого в кровь лица. Дело скорее не ограничится одной лишь прищемленной частью тела.
   Когда-то в своей юности Джонатан плотно изучал психологию и социологию массовых коммуникаций. Политические и идейные лидеры завораживали. Он мог часами сидеть над их биографией, выстраивая ту линию, которую они гнули для подавления человеческого сознания или заражения своими идеями целые толпы людей. Многовекторность массовой коммуникации оставляет за собой множество путей формирования определенных стереотипов, закладываемых извне. Он уже представлял себя в роли коммуникатора – дирижера, по легчайшему мановению руки которого, вершатся судьбы тысяч или, быть может, миллионов людей.
   Глаза Крэйна неотрывно следили за лицом Бэйна. Общение на невербальном уровне было неполным, фактически односторонним. Джонатан не мог видеть мимику лица оппонента, но для его цепкого взгляда оставались манеры поведения, жесты и выражение глаз. Да, в эмоциональной устойчивости Бэйну не откажешь. Скудность его жестов показательна – уверенность и лидерство.
   Крэйну показалось, или в глазах Бэйна действительно проскользнуло некоторое лукавство?
   - В таком случае, пожалуй, мне предстоит в скорейшем времени синтезировать судебную машину. Эффективную, действенную, продуктивную.
   Говоря о синтезировании, Крэйн не хитрил. Собственные разработки надежны и управляемы, не подведут, не откажут в самый неподходящий момент. Джонатан позволил себе подумать о том, что если соединятся его умственные возможности и подвластные владения Бэйна – включая его физические показатели, свора послушных псов и без спроса взятая территория - у них бы вышла, по его нескромному мнению, идеальная взаимодополняющая система уничтожения того, что давно должно было сгнить. Не хочет – так схлопнем это желание раз и навсегда, не может – так поспособствуем, на альтруистических, так сказать, началах.
   Вопрос – проверка на вшивость. Интересные методы выцепить из подсознания тайные страсти. И кто здесь говорит о тактичности?
   - Ненависть? – оскалился. – Нет, я называю это иначе. Возврат долгов. Знаете, их накопилось слишком много. Последовательно, не спеша я отдам долги, расцепляя каждое сломанное звено той нержавеющей цепи, которой меня против воли опутали. 
   Вновь смочил высохшие губы. Он ни разу не отвел глаз. В его словах не было фальши. Прямолинеен и открыт как никогда прежде.

Джонатан ощущал, что окружающий его выжженный пустырь, в который превратилась его жизнь восемь лет назад, наконец, начинает наполняться сочными красками. Мужчина чувствовал аппетит. Не физический, испытываемый голод его мало волновал. Моральный. Он словно истощенный путник, движимый мучительной жаждой, получил спасительные, прохладные, такие желанные капли воды, смочил высохшее горло.
   Маятник его судьбы вновь качнулся. Жизнь, определенно, стала налаживаться. Крэйн позволил себе набрать полные воздуха легкие и медленно выдохнуть. До этого момента он ощущал себя скованным. Ментальные установки, вбитые в его мозг в Аркхэме, вдребезги разлетелись, пылью осыпались, смешались с грязью под ногами. Словно после долгих лет жизни под небом, затянутым пеплом и свинцовыми тучами, показались солнечные лучи, рассекли набившую оскомину серость, тронули теплом щеки, согрели. Возрождение. Перерождение. Нет, реинкарнация. Союз с Бэйном был многообещающим, перспективным, подающим определенные надежды.   
   Семена доверия и надежды уже упали в плодородную почву души. При должном уходе и благоприятной обстановке они прорастут. И, быть может, дадут непустые плоды прогресса.
   Обратная связь была дана. Крэйн убедился – у них с Бэйном общие цели. И пусть у них разные инструменты достижения, тропа выбрана одна. Джонатан не боялся быть уничтоженным, подойдя к финишу. Конечно, об этом еще рано думать. И все же он был уверен, что не окажется трупом на обочине. Это мутуализм, взаимовыгодное сотрудничество. Паразитизм да, необходимо истреблять на корню. Взаимообоюдный симбиоз подкупает. Ему есть, что предложить Бэйну. Бэйн мог обеспечить то, что не смог бы раздобыть Крэйн. Первый, похоже, привык действовать открыто, не таясь. Ему не помешает немного креативности и нестандартности мышления.
   Крэйн шепотом обличил в словесную форму ту главную мысль, к которой они, собственно, шли на протяжении всего разговора.
   - Готэм заслуживает того, чтобы гореть в огне.
   Задыхаться, полыхать, гореть, разлагаться, тлеть.
   Джонатан поднялся. Стиснул зубы от пронзившей боли лодыжку, тут же перенес центр тяжести на здоровую ногу. Осмотрел мрачное помещение более придирчиво.
   - Я буду не против, если мы создадим мою личную колыбель по соседству.