Лафкрафтиански-тревожный вечер очередного трудного дня в Готэме.
Холодная, медленная, похожая на озноб весна; зима как будто не желала покинуть пределы города, как будто не желала отступать, как будто была последним союзником Бэйна, меша восстанавливать Готэм, ледяным ветром впиваясь в спину – как веером летящих ножей, дождем, который лишь несколько дней назад перестал быть снегом, затягивая поле зрения, резким холодом продирая до костей, как будто замораживая кровь в жилах. Но ничего. Горожане боролись с зимой – и побеждали.
А по крышам города шагал его верный темный рыцарь. Он больше был не один.
Брюсу Уэйну удалось сохранить инкогнито Бэтмена. Конечно, стало больше тех, кто знал о реальной личности человека в маске летучей мыши, но – почти все они были на его стороне. Своевольная, но своеобразно верная Кошка, храбрый и честный Джон Робин Блейк… без их помощи не удалось бы освободить Готэм из лап Бэйна и его клики.
Когда же война закончилась, наступили мирные будни. Тяжелые, требующие выносливости и самоотдачи не меньших, чем военные действия, долгие будни.
Город поднимался из разрухи и отчаяния.
Брюс Уэйн поднимал из банкротства свою корпорацию.
Происходило это одновременно, внимания требовало невероятного, и утомляло – чрезвычайно.
Но это был труд созидательный, и как бы ни выматывал он, каждый день можно было уверенно заканчивать улыбкой, ведь этот очередной «каждый» был прожит не зря.

Собственно, Брюс Уэйн уже подумывал отбыть на покой, разве что еще посмотреть на сон грядущий последние новости, когда главная новость, впрочем, из разряда тех, что лучше бы не знать, возникла у него на пороге.
Явление Бэйна было непривычным. Во-первых, визитер был безоружен. Во-вторых – это ощущалось, явно, удивительно, странно: он пришел с добрыми намерениями.
У Бэтмена всегда было неплохо с реакцией, и если бы сейчас начался бой, Брюс Уэйн встретил бы противника достойно.
Но на пришедшего с миром руку не поднимают.
- Доктор Ливингстон, я полагаю?*

Уэйн поднимается из кресла и идет навстречу бывшей Немезиде Готэма.

*Брюс Уэйн цитирует знаменитые слова сэра Генри Стэнли.

- Истоки Нила определенно не лежат в моем кабинете, - Уэйн пожимает плечами в ответ на попытку извиниться за испорченный газон и не обращает внимания на перепачканный паркет. Было бы удивительно, если бы было иначе: тот, кто сроду и постель-то за собой не застилал, не беспокоится о подобном. – Присаживайтесь, мистер Бэйн.
Светский разговор в кабинете обычно подразумевает полузадернутые портьеры, неяркий свет, комфортные глубокие кресла, алкоголь и медленные мужские разговоры о судьбах мира или о триктраке.
Большая часть из этого списка с Бэйном если и сочеталась, то в позициях, которые в лучшем случае стоило бы назвать предосудительными. Но разговора, тем более именно за ним пришел тот, за чью голову (как принято у цивилизованных людей – прикрепленную к телу и способную на конструктивный диалог) можно было бы получить бюджет всего полицейского управления Готэма, это не отменяло.
Брюс Уэйн прошелся неторопливо по собственному кабинету, подумав, опустил ниже плотные занавеси на окнах, остановился у стены и, привалившись к ней спиной, скрестил руки на груди. Защитная стойка? О нет, сейчас это было позой покоя и уверенности, просто закрытой. Но когда он был – бывал – открыт?

Считается, что бесконечно долго можно смотреть всего на три определенные вещи. Сегодня в личном списке Брюса Уэйна появился пункт четвертый, к тому же, сразу занявший лидирующее положение. Смотреть на то, как странно чувствует себя (и как на редкость пристойно себя ведет) в «господском» доме Бэйн, который пришел не крушить, но – определенно – вести конструктивный диалог, было чертовски любопытно.
- Чего же хочет от меня воплощение завещания Ра’c аль Гула? Теперь?
Хозяин дома улыбался. Светски, показушно-любезно, но с искоркой интереса в глазах. Живой, настоящей.
Когда закончилась война и началась стройка – восстановление, его жизнь снова стало тихой.
А он едва отвык от тишины.

Немногие могли похвастаться тем, что видели такую бурю эмоций на лице Брюса Уэйна.
Спокойное вежливое созерцание бывшего противника сменилось сначала интересом, осторожным, но заметным, затем острым вниманием, затем недоумением настолько ярким, что впору было бы писать с него комическую картину «НЕ МОЖЕТ БЫТЬ».
Флэшку, подхваченную из пальцев Бэйна, он тоже едва не выронил.
Доходило до Бэтмена все достаточно быстро.
Вот и сейчас.
- Последнее, - эхом повторил он за Бэйном.
Кажется, ему изменил голос. Уэйн кашлянул, машинально потер глаза, дернул плечом. Да, действительно, настолько ошарашенным он людям на глаза не попадался.
Настолько открытым в эмоциях он почти и не бывал.
- Тест ДНК?

Он криво усмехается, возвращая себе прежнюю – похоже, даже не кажущуюся, уверенность. Пара секунд проходит – и вместо обычного человека перед Бэйном стоит его известнейший противник, сейчас, в потенциале, еще заклятый неполнородный…
Брат.
- Не уверен, что хочу знать такую правду об отце, если это вдруг окажется правдой.
Слова звучат глухо, словно происходят из-под знаменитой ушастой маски.
Какому сыну захочется знать, что отец его мог быть неверен матери? Какому человеку по душе будет осознать, что Бэйн – тот самый Бэйн – возможно, плоть от плоти его родителя?
- Но должен.
Если подумать, Уэйн пережил уже столько, что брат в наморднике – в общем, даже мелочь.
Они и так в чем-то родня, птенцы, покинувшие гнездо Лиги Теней.

"Мама. Как же случилось, что отец поступил с тобой… так?"
Подкатывает горькая обида, совершенно детская. Нечто подобное ощущал в страшный, но решивший очень многое день своей жизни маленький Брюс, - до момента, когда его плечи укрыл пиджак полицейского по фамилии Гордон. Когда на глазах у ребенка погибают его родители, не горе захватывает первым, но обида. Обида и непонимание: как же я стану жить дальше? Почему вы бросили меня? Почему предали – таким кошмарным образом? За что? Я был недостаточно хорошим сыном?..

"Отец. Ты же предал маму. Почему?"
Сама идея: Томас Уэйн и… другая женщина – разрушала мир Брюса Уэйна; взрывала опоры его, как полгода назад взрывали фундаменты зданий боевики Бэйна.
Томас Уэйн. И другая женщина.
А в Готэме – миссис Уэйн и маленький Брюс.
Кто знает, что бы случилось, если бы женщину, о которой с такой болью говорит Бэйн, не сочли мертвой.
Уэйн пытается убедить себя, что, даже совершив ошибку, даже проведя… какое-то время своей жизни с другой, отец бы ни за что не оставил маму, не бросил бы самого Брюса. Но какой-то чудовищный червячок точит его сердце изнутри, и к горлу подкатывает комок, и тяжело дышать, и сжимаются кулаки, и становится пусто – пусто – пусто в душе, как будто… как будто его предали опять, еще раз, в тысячный раз, о, конечно, он привык, но – ведь это же отец!

"Этого не было."
Брюс Уэйн справляется с собой за несколько секунд.
Возможно, отец действительно… был с той женщиной. Но даже если и так. Отец вернулся домой. И был с нами до конца.
Испытывать боль из-за того, чего и не было, - неразумно. Он НЕ остался в том далеком аду. Он НЕ ушел из семьи. Он НЕ сказал матери, что любит другую.
Достраивать ситуацию, размышлять, «а что если», - нельзя. От подобных мыслей впору рехнуться. Уж кто – кто, а Уэйн понимает это очень хорошо. Он едва не потерял разум от грез светлых, в которых рядом была Рейчел – ох как близко, а Харви Дент оставался верным другом. Каково же жить, когда «что если» звучит в твоем разуме – но только о дурном?
Этого не будет. Не будет подобных мыслей.
Только то немногое, что истинно. Факты. Выяснить и принять.
Ничего больше.

- Я посмотрю досье чуть позже. – Кулак Уэйна аккуратно, но крепко сжимается вокруг флэшки.
"Я не стану спрашивать у тебя имя твоей матери. Я прочитаю его сам, с монитора, без твоей угрюмой – и такой печальной – тени за плечом."
- Мы продолжим разговор утром.
Пауза. Усмешка.
- Я буду рад предложить вам свое гостеприимство, мистер Бэйн. Не стоит… человеку с вашей репутацией уходить отсюда ночью.
Это, возможно, самое странное и самое искреннее предложение, сделанное Брюсом Уэйном в жизни.
- Оставайтесь.

Отредактировано Bruce Wayne (2012-10-10 17:56:33)

Произошедшее очень хотелось бы счесть кошмаром, галлюцинацией наяву, кабы не была зажата в кулаке флэша, да не ширилась в дверном проеме спина Бэйна.
Хозяин дома помотал головой, словно разгоняя дурман. В самом деле, он предложил своему врагу, нет, неверно - врагу города! - приют и ночлег?
"В самом деле".
- Пойдемте... Бэйн.
Нечасто и немногих Брюс Уэйн называет вот так запросто. Для обращения без формальных признаков вежливости нужно войти в ближний круг - или быть деловым партнером.
Но разве не чрезмерно близко подошел к нему в свое время человек, обреченный носить маску всю жизнь? Не выбравший ее как способ скрыть что-то, но вынужденный носить ее, чтобы жить?
- Я провожу вас.
Проходя рядом с Бэйном, Уэйн едва сдерживается от того, чтобы по-хозяйски гостеприимно положить ему ладонь на плечо. "Пожалуй, это было бы слишком", думает он вовремя и останавливает движение руки, не начав его.
- Идем.

Особняк все еще законсервирован как минимум наполовину. И по-прежнему далеко не во всех помещениях работает освещение, и отапливается он лишь на четверть. Брюс Уэйн не склонен тратить на бессмысленную роскошь ресурсы, которые пригодятся городу. Но как в этом доме е сть комнаты, где вольна размещаться, когда того пожелает, женщина с кошачьей улыбкой, как есть здесь место для молодого, но невероятно сильного духом детектива, так - комнаты поместья Уэйна приютят и бесприютного.

Сдержанные тона и мягкий полумрак комнаты, отделанной в цветах морской волны и оттенках коричневого; неожиданнно мужская обстановка при всей плавности сочетания оттенков отделки. Широкое окно с опущенными занавесями, широкая низкая постель.
- Если вам что-то потребуется, позвоните.
Уэйн замирает на пару секунд на пороге, словноразмышляя, не забыл ли что-то еще сказать гостю.
- Завтрак в восемь утра.
Он улыбается неожиданно молодо.
"Я был бы не против поглядеть, как вы едите, Бэйн. Столько анекдотов ходит..."
- Спокойной ночи.

Он не ожидает ответа и не требует его. Разговор был нелегок для обоих, и не хочется принуждать собеседника к тягостному соблюдению формальной вежливости. Брюс Уэйн тактичен даже с опасными людьми. Может быть, тем тактичнее, чем опаснее человек.

Он уходит в кабинет, прекрасно понимая, что сну сегодня не дойти до его комнат. В его распоряжении несколько часов, досье женщины, которую Бэйн называет своей матерью, все способы извлечения и подтверждения информации, что могут быть доступны человеку положения "бизнесмен № 1 Готэма" и "единственный супергерой Готэма", Альфред, вовремя появляющийся, чтобы поставить возле руки хозина чашку кофе, и раздумья, и одиночество, которому сегодня Уэйн рад.
Завтрашний день наверняка будет наполнен действием. Так что сегодняшняя ночь - пусть в ней главенствует покой, даже если это покой во время работы.
Он похож на затишье перед бурей.
В какой пустыне поднимется та буря?

Отредактировано Bruce Wayne (2012-10-11 00:58:59)

Брюс Уэйн, невозмутимо восседающий за столом, уже сервированным к завтраку, выглядящий подозрительно свежо (особенно если учитывать, что прошедшая ночь была для него бессонной), роняет чашку, к счастью, пустую.
Зрелище, представшее его глазам, не столько кошмарно или мучительно, сколько неожиданно.
Бэйн без маски.
БЭЙН БЕЗ МАСКИ.

Новостные ресурсы, скорее всего, отвалили бы мешок денег за такой кадр.
Уэйн тихо надеется, что Бэйн прошел хотя бы под одной камерой внутреннего наблюдения. Такое нужно сохранить для истории. То есть для себя.

У человека, появившегося в столовой, когда-то было очень красивое мужественное лицо.
Повреждения невосстановимы, это безусловно. Изломанное, изуродованное, смятое травмами и годами ношение маски, это лицо... маска сама по себе. Маска мужества и невероятной силы духа.

"Сломанная челюсть", про себя делает заметки Брюс Уэйн, "похоже, зацепило лицевой нерв, многие кости смещены".
Перед мысленным взглядом встает лицо Дарта Вейдера из знаменитого фильма - то, которое в кадре появилось лишь на мгновения, - лицо без маски.
"Вот тебе и детское питание через трубочку, и спагетти через маску".

- Доброе утро, Бэйн.
Уэйн не держит светскую безразличную маску на лице. Он искренне вежлив, хотя и немного напряжен. - Кофе?

Завтрак похож на посиделки в королевском дворце. Светские и напряженные – в том смысле, что люди, оказавшиеся за одним столом, осторожничают, обмениваются лишь краткими фразами и лишь о несущественном.
«Можно еще о погоде побеседовать», язвит внутренний голос Уэйна. «Или о видах на урожай».
Как-то неожиданно оказывается, что они уже сидят ближе. Это малая столовая, придвинуться к собеседнику так, чтобы за кофейником не нужно было посылать конного гонца, проще. И хозяин дома, как положено человеку вежливому, принимается ухаживать за гостем. Ненавязчиво, аккуратно, сдержанно. Подлить кофе. Придвинуть приборы.
За столом лишь двое, и нет больше никого в светлой прохладной столовой. Альфред, в кои-то веки проявивший эмоции, отличные от иронии, был удержан от попыток вразумить «молодого хозяина» просьбой оставить Уэйна с гостем наедине. Что сейчас думает бессменный дворецкий Брюса, думать особенно не хотелось. Оставалось лишь надеяться, что он не предпринимает никаких активных действий.
«Иначе было бы забавно – в мой дом врывается размахивающий пистолетом Гордон, за ним Блейк, а мы тут кофе пьем».
- Библиотекой? – Уэйн отвлекается от собственных мыслей и чуть улыбается гостю. – Разумеется.
Известной ему информации о Бэйне, той, что он быстро, но тщательно собрал полгода назад, хватает, чтобы понять: не ради закладки бомбы хочет попасть в хранилище знаний опасный гость. Именно знания влекут его.
«Он совсем не похож на пса без намордника.
Сняв маски, мы становимся людьми. Настоящими людьми. Просто людьми.
Интересно: я так же отличаюсь от себя-в-броне, как он сейчас – от себя – воина?»
О делах не говорят за едой. Хотя Уэйну и хочется – страстно хочется – обсудить с Бэйном то, что он прочитал с экрана светящегося в ночи монитора, с флэшки, принесенной… бывшим врагом.
- О делах чуть позже, если не возражаете, Бэйн. – Брюс улыбается снова, чуть мягче, чуть спокойнее. – Давайте просто позавтракаем. И… я бы хотел попросить вас называть меня по имени.
«Так честнее».

«Не стоит благодарности». Это было бы верным ответом на слова Бэйна, если бы они оба были людьми светскими. А к таковым даже себя Уэйн не причислял, что уж говорить о… кто он, бывший противник? Потенциальный союзник? Возможный родственник? Все это, и многое другое, и ничто из перечисленного?.. о Бэйне.
- Пожалуйста, улыбается в ответ хозяин дома. Улыбается искренне, и кладет на мгновение – другое ладонь на плечо человека – зверя (но до чего же цивилизованного зверя!), замершего рядом.
Их дуэт странен, они вместе – совмещенье несовместного. Защитник города и его разрушитель, «хороший» и «плохой».
Хотя то, что в доме защитника находит себе приют гонимый враг, неудивительно. Кто же еще вот так запросто, не испытывая страха, впустит на порог своего жилища Бэйна?
- У меня нечасто бывают гости из тех, кого я не хотел бы видеть. – Со времен визита воровки Селины в доме почти ничто не изменилось, и Бэйн, вошедший сюда без сопровождения истошного визга сигнализации и захлопывающихся капканов стальных дверей, сам это наверняка понял. Но все же «нежданный гость» и «нежеланный» - это разное, и обычному преступнику или просто гостю, которого не хотят видеть, войти внутрь не удастся; а вот крадущемуся в тенях, как хозяин, визитеру здесь определенно поспособствуют с укрытием. – Так что ты можешь оставаться так долго, как тебе того хочется.
«И мы будем вечерами гулять по саду, рука об руку, любоваться на луну… ну или выть на нее, если захочешь. А когда Гордон зажжет фонарь с крылатой тенью, мы пойдем на встречу вдвоем, и комиссара хватит удар, и Блейк получит его должность.»
Уэйн слегка улыбается своим мыслям.
- Будь моим гостем. Хотя бы пока мы не закончим с нашими делами.
«Хотя бы» - подразумевает, что гостеприимство Брюса Уэйна может распространяться и на более длительный срок. А слово «гость» в устах человека чести означает, что решение переменено не будет, и полицию Уэйн не вызовет ни при каких обстоятельствах.

Завтрак подходит к концу. Хозяин дома бросает иногда короткие взгляды на гостя – все же видеть Бэйна без маски, Бэйна в нормальной человеческой обстановке, Бэйна, аккуратно удерживающего в огромной ручище тонкий фарфор кофейной чашки, орудующего десертным ножом, - зрелище удивительное и удивительно интересное, упускать такое грех. « Не дикарь, но зверь, цивилизованный и умный. Кем бы ты вырос, если бы родился в иной среде, если бы тебя окружали иные люди? О… люди».
Брюс Уэйн глубоко вздыхает, отодвигает чашку и медленно, тихо задает вопрос, который беспокоит его уже давно.
- Как поживает… Талия?

- Никогда не гонялся за соблюдением буквы закона.
Это было правдой: Темный рыцарь по сути, если вчитываться в бесчисленные тома документов, касающихся криминального права, сам был скорее преступником, чем хранителем закона. Да и не на стороне закона он стоял – на стороне людей.
И в этот раз он встал на сторону Бэйна. Это казалось странным, возможно, ненормальным, - но сейчас именно Бэйн нуждался в поддержке. В защите. И не было в городе того, кто мог бы о нем позаботиться. Кроме Бэтмена.

Разговор давно перестал быть светским. Мужчины, перебрасывающиеся короткими фразами, все еще аккуратные в общении, но все же перешедшие некую границу доверия. Помнящие каждый удар, что нанесли в каждой из драк, личной ли, опосредованной ли, - но не приносящие законченные дела прошлого в дела нынешние.
Кроме одного: Брюс Уэйн упомянул Талию аль Гул, и Бэйн затосковал.
В светлых глазах главного пугала всея Готэма стыла такая печаль, что на мгновение показалось, будто женщины, которую в какой-то недолгий момент времени эти двое делили, нет в живых.
«Многие ли заглядывали в эти глаза? Я начинаю понимать, почему ты почти уничтожил мой город. Я не прощу это, но разуму моему будет легче. Немного легче».

- Завтра днем, - меняя тему, заговорил хозяин дома, - мне доставят необходимое оборудование.
«Жаль, что нельзя заниматься добычей медицинской техники ночью; иначе бы это все было здесь сегодня».
Кофе допили, от еды ничего не осталось, - значит, формальности соблюдены, и можно приступать к обсуждению деловых вопросов.
- Мы проведем анализ ДНК здесь. Сами.
«Я никому не позволю узнать, что ты мой гость».
- Мой дом в твоем распоряжении. Оставайся моим гостем, сколько пожелаешь.
Уэйн усмехнулся.
- И да, я в курсе, сколько на тебе висит обвинений. Прислуги в доме сегодня нет, пугать нам с тобой некого. Но от прогулок в саду, пожалуй, стоит воздержаться.
«И в пещеру, уж прости, я тебя тоже не пущу».