Стабильность – то, о чём положено мечтать каждому примерному представителю серой массы. Стабильность – залог счастливой жизни, состоящей из престижной работы, небольшого загородного домишки и семьи, члены которой никогда не расстаются с карамельными улыбками. Эдвард Нигма всегда бежал от стабильности, но та всё-таки настигла его. У неё были мягкие стены, приглушённый свет, равнодушные голоса и отвратительный привкус болезни.
На третьем году своего пребывания в «Аркэхме» Нигма стал практически образцовым пациентом, на пятом – перестал одолевать загадками всех, кто имел неосторожность оказаться в зоне слуховой досягаемости его зазывных воплей.
Первое время Эдвард отслеживал реакции своего организма на лошадиные дозы нейролептиков, отмечал каждое изменение, анализировал своё состояние. Потом наступило безразличие, за ним накатило отупение. Нигма практически физически ощущал, как клетка за клеткой его мозг, его единственное оружие против системы, человечества и скуки бытия выходит из строя.
Не обладающий выдающимися физическими характеристиками, Эдвард не обращал внимания на истощение, ему не требовались силы, гнуть чугунные решётки и проламывать железные двери – всё же не его конёк. Нигма и есть бы забывал, если бы не строгие надзиратели, особое удовольствие которым наверняка доставляла мысль о том, что все постояльцы психиатрической клиники плюс ко всему сервису «Аркхэма» исправно поглощают фирменную отраву от местного шеф-повара.
Наблюдая за тем, как препараты воздействуют на психику, глушат нервную систему, пресекают всякое проявление воли и желания её проявлять, Риддлер сгенерировал новый план, с помощью которого он смог бы изменить каждого жителя Готэма и всякого желающего пересечь городскую границу. Глобальная эпидемия вынудила бы власти провести принудительную вакцинацию всех, кто находится в городе, а дальше предстояло всего лишь заменить вакцину новым препаратом прицельного действия. Небольшое изменение в гормональном соотношении и всё, по мановению иглы люди будут становиться управляемо-агрессивными, контролируемо-безумными, способными на всё и даже чуточку больше. Эта идея так вдохновила Риддлера, что лечащему врачу пришлось снова увеличить дозировку столь ненавидимых пациентом лекарств.

Сегодня (когда времени давно потерян счёт, жить приходится в настоящем) был ровный день. Пациенты тихо ненавидели своих «тюремщиков», из ветвистых, словно корневая система, коридоров доносился чей-то вой, ничего подозрительного либо странного. Риддлер растёкся по мягкому полу, прижался щекой к холодному металлу массивной двери и принялся ждать. Очередное проявление стабильности - от раза к разу Нигма, почуяв лёгкое дуновение загадки, подлавливал охранников или медицинских работников, в распоряжении которых находилась газета, а значит, и все тайны мира - кроссворды, ребусы, шарады. Седьмое слово из пяти букв по вертикали – это не только окунь, но и напоминание о былом пиршестве для жаждущего постоянного притока знаний разума.
Риддлер ждал, но никто так и не появился, неся в расслабленном кулаке свёрнутый в трубочку выпуск «Daily Planet». Нигма прижался ухом к слабо вибрирующей двери – «Аркхэм» оживал, просыпался от долгого сна.
Мгновение и всё пространство заполнилось голосами, криками, лязгом металла, топотом множества ног. Эдвард завороженно вслушивался в эту симфонию безумия, не пытаясь привлечь к себе чьё-либо внимание. Стремление выбраться на свободу иссякло многие годы назад, оставив только вялый интерес к жизни и тем сюрпризам, которые она всегда припасала на самый последний момент. Если бы нечаянный беглец не отпер дверь, Нигма так и остался бы гнить в этом тёмном, пахнущем тухлятиной и неизлечимым сумасшествием месте.

Риддлер проскользнул в приоткрывшуюся щель дверного проёма и чуть не угодил в поток рвущихся на волю убийц, державших в своё время в страхе весь Готэм. Вжавшись спиной в стену, Нигма, выглядящий чуть чётче тени, последовал за тем, кто смог совершить невозможное – сбежать из «Аркхэма», устроив прощальный переполох. Когда целенаправленно скользящая вперёд фигура остановилась у одной из камер в пол-оборота, Эдвард узнал Виктора Зсасза. Раньше он ни за что бы не стал связываться с таким фанатичным убийцей, как Виктор, но сейчас тот для Риддлера был единственным шансом выбраться из клиники.
Шум и крики утонули в пронзительном вое сирены. Нигма подобрал обронённые Зсасзом ключи, выждал немного и направился в хитросплетение подземных ходов вслед за ним.

Свежий воздух, много пространства вокруг и высокое, по сравнению с потолком, пасмурное небо.
- Эй! Шшшшшшш, потише с этими твоими конечностями, - настигнувший беглеца, Нигма отшатнулся и опустился (практически упал) на корточки. Спасительная близость мокрого, грязного асфальта очень медленно и постепенно отрезвляла.
На обоих неблагодарных пациентах «Аркхэма» была надета форменная роба. Затёртая, рваная, истрёпанная одежда только напоминала о неприятном и страшном.
- Помоги мне добраться до места, где хранится много загадок, и я твой должник.
В глазах Нигмы наконец-то проявился неутолимый голод разума, заглушаемый все эти годы.

Отредактировано Edward Nigma (2012-09-08 02:18:11)

Мало кто из людей спокойно относится к безапелляционной критике их умственных способностей, для Риддлера же это и вовсе было самой болезненной темой. Однако даже он понимал, когда его истерики неуместны. Хотя, возможно, послушное принятие чужой правоты тоже было одним из побочных эффектов долгого и подробного знакомства с экспериментальной фармацевтикой.
Открытое, хорошо просматриваемое пространство и впрямь было не самым безопасным местом для двоих беглецов, один из которых слабо воспринимал окружающую действительность, а другой был ранен. Да, Нигма заметил, что одна рука Зсасза неестественно свисает вдоль туловища. Жаждущий информации взгляд цеплялся за каждую интересную деталь, лучился и безумием, и любопытством – трудно определить, чего в нём было больше.
Хриплый, почти бесшумный смех смешивался с сиплым дыханием, пропускающим воздух в лёгкие с астматическим свистом. Серость внешнего мира не шла ни в какое сравнение с мрачными коридорами «Аркхэма», в ней чувствовались жизнь, стремление, свобода. Нигма набрал полную грудь воздуха, пытаясь надышаться обретенной свободой. Сегодня Эдвард был не совсем собой – не такой трусливый, не настолько мелочный, только начинающий осознавать, какой подарок ему сделала Судьба. Общество Виктора сейчас, в тумане, состоящем из химических формул и человеческой жестокости, не казалось таким опасным, каким являлось на самом деле. Но бессознательно Нигма был предельно осторожен.
С тихим шипением приземлившись на бетонный холод, заменяющий пол, Риддлер отполз от Зсасза как можно дальше, до болезненного знакомства с металлом ржавого станка. Упёрся спиной в прямоугольный изгиб монолитной конструкции, выдохнул и вперился немигающим взглядом в того, кто по чистой случайности спас и теперь совершенно осознанно собирался убить.
- И ты мне не нравишься, сколько у нас с тобой общего, - тихий смех срывающимся свистом раздался из пыльной темноты. – Но это не всё.
Сказав это, Нигма, впервые с момента заключения в клинике, ощутил вполне обычную человеческую потребность – захотел пить. Во рту было суше, чем в кремационной камере, слова отказывались вываливаться из-под отяжелевшего языка.
- Бэтмэн. Я должен узнать, кто скрывается под маской летучей мыши. А когда узнаю, то сообщу только тебе.
Одолевавший долгие годы визуальный образ кромешной, разрываемой пронзительно-громким хлопаньем крыльев, наконец-то вновь напомнил о себе, затмив на несколько бесконечных мгновений зрение и слух. Сегодня Риддлер не боялся смерти, но позабыть о том, что величайшая загадка его жизни так и осталась неразгаданной, не мог.
- Согласен?

― Она – вопрос, она – подсказка, она же – правильный ответ. В ней тонкость слов и точность фактов, изящный мысли инструмент, ― произнеся свою первую за последние полтора года загадку, Риддлер хрипло засмеялся. Теперь он действительно начал понимать, что свободен, что тяжесть серых стен «Аркхэма» больше не нависает над ним смертельным приговором. ― Не должен. Не верь. Простого согласия будет достаточно.
Нигма смотрел на Виктора, на прорезающие непроглядную тьму полосы тусклого света, на невидимую пыль, покрывающую каждый дюйм этого заброшенного пристанища. Взгляд прыгал, не мог остановиться, сконцентрироваться на одном, пытался охватить всё от бетонного пола до металлических балок, подпирающих крышу. Зсасз молчал, думал. Или готовился к финальному броску. Впрочем, сейчас Эдварда не напугал бы второй вариант. Чем меньше времени отводилось на осознание происходящего, тем меньше оно задевало Нигму. Само собой, только до тех пор, пока к разуму не вернётся привычная ясность.
Сознательно не испытывая страха, Эдвард всё же вздрагивал всякий раз, когда в непроглядной тьме раздавались оглушительный шорох одежды или вздох. Тело знало, откуда ждать опасность и находилось в напряжённом ожидании, готовое среагировать мгновенно.
Приговор прозвучал и рот Риддлера растянулся в довольной улыбке, обнажая не только зубы, но и затаённое в глубине безумие. Он шумно втянул носом воздух этой новой, дарованной ему убийцей жизни. Вот только всё равно непроизвольно дёрнулся в сторону, когда Виктор подошёл ближе и опустился на грязную сырость бетона рядом.
С любопытством естествоиспытателя наблюдал за тем, как Зсасз ощупывает повреждённую конечность, прислушиваясь к своим ощущениям. Движения убийцы были лаконичны и настолько точны, что внимательному Нигме не удалось углядеть ни одного лишнего взмаха пальцев.
― Похоже, это действительно больно, ― с радостью от сделанного открытия, Эдвард заглянул в лицо Виктора. Особенно ему понравился вид зубов, впивающихся в плотную ткань. Резкий хруст тоже прозвучал интересно. Нигма смотрел, слушал, впитывал, словно заряжался от всякого действа, от любого не виденного ранее явления или предмета.
― Ты помог мне, я помогу тебе, ― ледяные пальцы правой руки сомкнулись на предплечье Виктора, ладонь левой обхватила руку Зсасза выше локтя. ― Это вежливо, это правильно, ― Эдвард хотел предложить посчитать до трёх, но взгляд убийцы был слишком красноречив, таким взглядом можно вывести из комы любой, даже практически вымерший инстинкт самосохранения.
Риддлер внимательно смотрел на сжимающие ткань зубы, дёрнул – резко, сильно, до счастливого осознания чужой боли. Отпустил руку, отодвинулся и, сгорбившись, обхватил себя руками.
― Выбраться, найти старое убежище, облачиться в костюм, узнать, кто такой Бэтмэн, выбраться, найти… ― монотонно бормотал себе под нос Эдвард, разглядывая собственные колени. ― Сирена стихла. Наверняка спустили собак.
Нигма ненавидел собак почти так же, как мысль о возвращении в «Аркхэм».

Отредактировано Edward Nigma (2012-09-13 09:07:10)

Голова наполнилась шумом, и какое-то время Эдвард не мог слышать ни собственный монотонный голос, ни свои лихорадочные мысли. Шум плескался внутри черепной коробки, шипящими валами разбивался о кость и раздражающими брызгами оседал на переплетениях и изгибах самого невероятного мыслительного устройства, созданного природой. Зажав уши ладонями, бывший пациент психиатрической клиники, которому выздоровление никогда и не было обещано, жмурился, пытаясь вытравить из головы силой мысли то раздражающее нарастающее шипение, что постепенно растекалось по всему телу, задевая дразнящей болью нервные окончания и скручивая издевательскими судорогами мышцы. Нигма как раз собирался заорать, окончательно потеряв над собой контроль во внезапно накатившем приступе, но внешний раздражитель стряхнул с него наваждение.
Несколько секунд Риддлер смотрел на Виктора широко распахнутыми остекленевшими глазами, заново осознавая себя в реальности. Злой взгляд Зсасза, в котором был смешан целый коктейль эмоций, неплохо справлялся с функцией маяка для тонущего в нахлынувших волнах бессознательного Эдварда. Спасительный воображаемый берег с не менее воображаемой табличкой «Необитаемый остров! Хищные животные, ядовитые растения и дикие племена каннибалов в ассортименте!» стремительно приближался.
Окончательно воссоединившись с сознанием (его относительно функционирующими остатками), Нигма понял, что ему за малым не врезали. Весь съёжился, глядя на руку, зажатую, как в тисках, в ладони того самого «необитаемого острова» и послушно заткнулся.
То, что более сильный всегда рад причинить боль слабому, сюрпризом для Эдварда не было. Нигме лишь не нравилось, что слишком уж часто в роли битого выступал он сам. Собственно, потому он и старался всегда окружать себя туповатыми, но сильными союзниками, которыми легко манипулировать. Виктор к такому типу представителей человечества не относился, что пробуждало в Риддлере нехорошие предчувствия.
– И впрямь, почему до сих пор рядом с психушкой никто не додумался построить торговый центр? – пробурчал себе под нос Нигма и тихо последовал за убийцей. Босые ступни бесшумно соприкасались с холодным бетоном, в слоях пыли отпечатывались чёткие следы. Можно было их замести, но Эдвард не видел в этом смысла – собакам нужен только запах, а внимательным преследователям и так хватит информации для того, чтобы сделать верные выводы. Если где и нужно быть как можно более незаметным, так это на подступах к укрытию. Было бы крайне глупо привести туда «хвост».

По сигналу Зсасза Нигма остановился в тени и посмотрел туда, куда направил свои стопы предводитель их миниатюрного отряда беглецов.
«Бродяги», – в этом слове, произнесённом только мысленно, крылось много выводов, мгновенно сделанных Нигмой. Одним из них было – да, здесь о следах и впрямь можно не волноваться.
Глядя, как просто и буднично Виктор отнимает жизни у беззащитных людей с помощью своего вновь обретённого стального напарника, Эдвард не испытывал ни жалости, ни любопытства. Единственное, чего Нигма не одобрял, так это того, с какой лёгкостью его коллеги по цеху убивали подростков и детей. Подобное Риддлер считал неоправданной жестокостью и бессмысленным уничтожением крайне полезного ресурса, ведь при правильном воспитании из детей можно было вырастить именно такое общество, к которому в той или иной мере стремился каждый преступный гений.
Нигма не одобрял, но, тем не менее, не предпринял попытки остановить Виктора. Просто спустился к трём тихим трупам, увидев разрешающий жест, и с брезгливостью, не свойственной людям его положения, принялся раздевать пацана, рационально сопоставив размеры тех, кому эти тряпки уже не пригодятся и тех, кто в них смертельно нуждается.
Сменив больничные лохмотья вонючим тряпьём, к тому же испачканным кровью, Нигма выпрямился, наморщив нос, как будто старался задрать голову как можно выше от глубоко въевшегося в ткань специфического аромата нищеты и беспробудного пьянства.
– Теперь убираться отсюда нужно ещё быстрее, кровь – отличная приманка для голодного зверья, – тихо проговорил Риддлер, бесшумно отступая в сторону дверного проёма. Обуться в драные кроссовки мёртвого мальчишки он так и не решился.

Отредактировано Edward Nigma (2012-09-15 14:12:06)