Человек, случается, способен привыкнуть ко многому. К боли — моральной или физической, лишениям, унижению, страданию. Даже к одиночеству. Но тяжелее всего привыкнуть к неволе. Особенно, когда стены твоей тюрьмы начинаются у тебя в голове.
Большинство подопечных Аркхэмской клиники предпочитали проводить своё время, лежа на линялом твёрдом матрасе и рассматривая покрытый проплешинами сырости потолок камеры, всё глубже погружаясь в чёрную пропасть собственных мыслей, влекомые надеждой хотя бы там спрятаться от кошмаров реальности. Те, кому это не удавалось, начинали безумствовать, сотрясая затхлый воздух воплями и рыданиями; но единственными свидетелями их метаний чаще всего оставались лишь равнодушные ко всему больничные стены.
Здесь у каждого был свой личный персональный ад.
Ад Виктора приходил к нему ночью. Тяжелые, беспокойные сны, которыми он расплачивался за свою же чёрствость к тому, что окружало его днём, выволакивали из подсознания образы, наполненные смутной и непонятной тревогой, снова будили способность чувствовать и страдать. Раз за разом слышал он по ночам шёпот холодных волн и пытался догнать бесконечно ускользавшую от его ножа крылатую тень. И во сне мечтал поскорее проснуться. Солнца Виктор не видел очень давно. Однако каждое утро пробуждался ровно в урочное время, ни секундой раньше или позже, как будто знал, что город снаружи уже встречает рассвет.
Потом были тренировки. Зсасз истязал своё тело с достойным всякого фанатика упоением, сдирая кулаки о грязный пол, забивая лёгкие пылью, с наслаждением ощущая, как каждый мускул стонет от напряжения, и мечтал о том времени, когда снова сможет пустить свою силу в ход.

За этим занятием его и застал сегодня Тед, санитар, огромный рыжый детина, злобный и, несмотря на свои размеры, трусоватый. Завидев его и двух его товарищей, вооружённых знакомыми шестами, Виктор поднялся с пола, оттряхнул руки от серой пыли и подошёл к решётке. Посмотрел вопросительно.
Тед достал из кармана связку ключей, но ближе подходить не стал. Сплюнул, глядя с ненавистью:
— Поздравляю, ублюдок. У тебя нынче свидание. Комиссар Гордон приехал. Хочет видеть твою рожу.
Сам комиссар, эва как. Зсасз кашлянул в кулак, скрыв злорадную усмешку:
— Зачем? — спросил он, хотя прекрасно знал ответ: Джокер. О побеге Клоуна уже гудела вся больница, а слухи здесь распространялись быстро, как лихорадка эболы в Южной Африке.
— Не твоё дело, — угрюмо огрызнулся мужчина. — Хочет, и всё.
Тед нервничал. Соваться в камеру убийцы, пусть и втроём, было рискованно. Соседи Виктора иногда развлекали себя тем, что делали ставки: вернётся ли конвой сегодня с дежурства в полном составе или руководство клиники делегирует в здешний морг очередного постояльца.
Однако в этот раз Зсасз проявил редкую для себя покладистость. Безропотно позволил защёлкнуть на запястьях и лодыжках тяжёлые металлические кольца. Стерпел даже ошейник. Грубые, мозолистые пальцы санитаров своими прикосновениями вызывали в нём волны отвращения, но Виктор оставался безмятежно спокоен. Он желал предстоящей встречи. Гордону Зсасз был обязан своим заточением в лечебнице не в меньшей степени, чем Бэтмену, и потому испытывал к его личности вполне объяснимый интерес.

Экскурсия по тёмным коридорам длилась недолго. Когда перед ним распахнули дверь и толкнули внутрь ярко освящённой комнаты, Зсасз по инерции дёрнулся в сторону, потянув за собой деревянный шест, но тут же получил ощутимый тычок в спину. Зайдя, он огляделся по сторонам, успев рассмотреть скудную обстановку. Выложенные кафелем стены, привинченный к полу железный стол и стулья, на один из которых едва ли сопротивляющегося пациента усадили почти силком. Двое мужчин остались стоять у него за спиной, третий достал из кармана пачку сигарет, заняв место у входа. Виктор положил руки на колени и уставился исподлобья на сидящего напротив человека.
— Здравствуйте, комиссар. Давно не виделись.
Второй стул всё ещё пустовал, но из-за двери опять донесся звук приближающихся шагов.

Отредактировано Victor Zsasz (2012-09-12 19:05:11)